Многоликий Михаил Прохоров
Запостить в:07.03.2012
Феерический взлет. Смесь плутовского романа с производственной драмой о герое труда. Ненависть трудящихся за попытку привести Трудовой кодекс в соответствие с реалиями сегодняшнего дня и внезапная любовь и вновь обретенные надежды носителей либеральных ценностей. Легкомысленный куршевельский бэкграунд и грубое, по-настоящему мужское противостояние с сурковскими ребятами. Оферта одновременно Путину, площади и пока незарегистрированным либеральным партиям. Эклектичная программа, суматошные высказывания — и в то же время средоточие здравого смысла. Роль спойлера, благодаря которому стало возможным удаление с политического поля Григория Явлинского, и блистательное предъявление протестной альтернативы, которая увела за собой пять с половиной миллионов россиян. Олигарх, выросший из 1990-х, он же — единственный неархаичный человек из всех кандидатов в президенты. Закрытый для чужих глаз миллиардер и ведущий в любых аудиториях свободный разговор на человеческом языке политик. Символ равноприближения и знак обновления. Невнятная команда немедленно сгинувших после неудачи политтехнологов и внятная сестра-интеллектуал в качестве доверенного лица, переговорившая мастера публичной демагогии Михалкова.
Все это — один человек, Михаил Прохоров.
Благодаря ему энергия протеста не «коммунизировалась». И в то же время можно предположить, что Геннадий Зюганов не набрал требуемого для реальной конкуренции с Путиным процента голосов ровно потому, что протестные настроения расколол Прохоров. Он отсек альтернативу в лице лидера «Яблока», но способствовал консолидации либералов. Он провалил «Правое дело», а теперь имеет лучшие шансы среди всех либералов — от Алексея Кудрина до Владимира Рыжкова — создать по-настоящему популярную правую партию. И вот уже Михаил Касьянов допускает, что «Парнас» мог бы подключиться к прохоровскому проекту. И вот его уже сдержанно хвалит Кудрин.
Прохоров может быть как либеральным преемником Путина, так и тем человеком, который до срока столкнет его с политической сцены, если свое будущее с ним свяжут как продвинутые социальные слои снизу, так и системные либералы, остающиеся во власти: их и так уже раздражает собственный конформизм, обусловленный неспособностью отлепиться от кормушки.
Прохоров настолько ассоциируется с позитивной программой и властью, что, по данным ФОМ, 52% представителей его электората считают: в России не существует оппозиции. И одновременно он один из самых узнаваемых людей, которых квалифицируют как оппозиционеров: 20% называют таковым Зюганова, 5% — Прохорова, 2% — Явлинского.
Его образ ускользает, не фиксируется. В этом, пожалуй, спонтанно заработанном свойстве — секрет нынешней электоральной привлекательности. Но теперь время комфортной политической неопределенности для него прошло — придется становиться содержательным. Нельзя уже будет просто так брякнуть: «Отменить ЕГЭ». Придется говорить обратное, чтобы соответствовать образу не популиста, но либерала.
Андрей Колесников
Ведомости
