«Я благодарен Лисину!»: основатель «Макси-групп» Николай Максимов
Запостить в:22.02.2012
С тех пор как Николай Максимов в 2007 году уступил контроль в своем металлургическом холдинге «Макси-групп» Новолипецкому меткомбинату, он пытается отсудить у НЛМК обещанные ему за компанию деньги. Правда, пока счет не в его пользу: из более чем 140 взаимных исков ему удалось выиграть около двадцати. Кроме того, по заявлениям НЛМК на г-на Максимова заведено несколько уголовных дел. Впрочем, бизнесмен сдаваться не собирается — он не только уверен, что победит в споре, но и строит новые металлургические заводы в нескольких регионах страны. О своих планах на будущее, конфликте с НЛМК и отношениях с правоохранительными органами НИКОЛАЙ МАКСИМОВ рассказал корреспондентам РБК daily АНАСТАСИИ МИШАНИНОЙ и ОЛЕСЕ ЕЛЬКОВОЙ.
— Николай, в течение целого года вы не выступали в СМИ. Отслеживать информацию о вас удавалось только по судебным решениям. Чем были заняты?
— Мы намеренно не афишировали свою деятельность. Нужно было набрать фактуры в плане действий НЛМК по выводу активов «Макси-групп». Кроме того, в Москву было передано мое старое уголовное дело, заводились новые. К концу года их все опять объединили в одно. Сейчас следствие идет уже третий год, и стало понятно, что его просто затягивают.
— Для чего затягивают?
— Для чего? Вдруг Максимов придет и будет договариваться. Попадет в какую-то сложную ситуацию... Сейчас мы ведем несколько проектов и инвестируем в них. Все средства, полученные от «Макси-групп», арестованы. Понятно, что сейчас нам никто не даст кредит. Поэтому мы все делаем на собственные деньги, а владелец НЛМК Владимир Лисин рассчитывает на то, что нам не хватит.
— Сколько вам нужно средств для того, чтобы закончить? Вообще, о каких проектах мы говорим?
— Мы сейчас строим заводы в Лениногорске, Коврове и Рязани, но пока они не требуют больших затрат. Они находятся на стадии проектирования и тендерного отбора: идет выбор оборудования, изучаются технические условия. Это небольшие деньги.
— У нас с вами разные понятия о небольших деньгах.
— На данный момент мы уже инвестировали в эти проекты 100 млн долл. В целом каждый из проектов стоит около 800 млн долл.
— По версии журнала Forbes, ваше состояние оценивается в 1,2 млрд долл. Это корректные цифры?
— Смотря за какой год. Думаю, они исходили из цифр в моей налоговой декларации за 2008— 2009 годы. Там указан доход около 800 млн долл. Тогда я удачно играл на бирже.
— А если все же у вас не получится отсудить деньги у НЛМК? Кредиторы вам денег не дают. Что дальше? На что будете строить заводы?
— На сегодняшний день ставка в любом случае даже не на кредиторов и не на проекты как таковые, а на поступательное развитие промышленности страны. Если Россия будет развиваться, то тех 70 млн т стали в год, которые сейчас производятся в России, не будет хватать. У нас вся инфраструктура уже изношена. Будет рост экономики, нужны будут такие заводы. И не важно, кому нужны — владельцу «Северстали» Алексею Мордашову, президенту и совладельцу Evraz Александру Фролову, совладельцу «Металлоинвеста» Алишеру Усманову. Потому что если не будет хватать мощностей, то встанет вопрос, где и как их строить. Нужно будет найти удачное месторасположение с точки зрения инфраструктуры, экологии, энергетики. Кроме того, нужно учесть и наличие сырья, наличие спроса. Возьмем, к примеру, Татарстан, там четыре с лишним миллиона жителей, примерно как в Свердловской области. И посмотрите, сколько в Свердловской области металлургических предприятий, а в Татарстане нет ни одного. То есть у Татарстана есть лом, он везет его, скажем, на Магнитку, а потом готовую продукцию обратно в Татарстан. Нелогично. Рано или поздно в республике будет построен завод. А мы уже выбрали там площадку для очередного проекта...
В Коврове и Лениногорске в прошлом году мы построили фундаменты, а в этом году к августу полностью будет готова проектно-сметная документация. А дальше от нулевого цикла строительство займет максимум полтора года. Значительная часть инвестиций, порядка 600 млн долл., нужна в последний год. Нужно лишь дождаться конъюнктуры. То есть когда уже есть конъюнктура — приходит инвестор, вкладывает средства, и через год это предприятие стоит уже не 800 млн долл., а минимум 1,2 млрд долл. Риски очень маленькие.
— А может, лучше повременить с инвесторами, вложить деньги в ценные бумаги, а там уже раскручиваться на свои? Ведь у вас был неплохой опыт. Вы вкладывали в Сбербанк, ВТБ, «Норникель», «Газпром».
— Понимаете, это делалось только для того, чтобы сохранить то, что у меня было, ну и немного заработать. У нас нет проблем с текущим финансированием. Проблемы могут возникнуть, только лишь когда нужно будет инвестировать крупные деньги. А когда будет конъюнктура, будет интерес инвесторов, 100%. Но на тот случай, если здесь я ничего не смогу получить... акции Сбербанка на 200 млн долл. арестованы. Но когда будет закрыто уголовное дело, мы сможем ими распоряжаться. Рано или поздно это все равно произойдет, поскольку уголовные дела безосновательны и абсурдны.
— А сами заняться производством не планируете?
— Лениногорский и Ковровский заводы я при определенных условиях могу продать на любой стадии реализации проектов. А вот в Рязани будет очень интересный завод.
— Возможно, вы его не продадите?
— Сейчас об этом преждевременно рассуждать. Все будет зависеть от обстоятельств. Но там очень интересно.
— А чем он отличается от двух других?
— На заводе в Рязани линия всего 200 м, а выпускать он будет 2,5 млн т стали в год. Четыре таких линии — вот вам и НЛМК. Подобная уникальная технология по выпуску тонкого листа зарекомендовала себя в Италии. В ее основе лежит обжатие жидкой стали. Представьте, загружается чугун и металлолом, и через час выходит лист толщиной 0,8 мм в рулоне. Горячекатаным способом. Это очень дешевая технология. Проблема тут будет не в том, чтобы запустить такое производство, а в специалистах. Таких специалистов в России просто нет. Их нужно обучать в Италии. Но за такой технологией будущее.
— Кто-то уже интересовался вашими проектами?
— Я думаю, что следят все. Если вовремя не спохватятся, то получат серьезного конкурента.
— А если Лисин заинтересуется?
— Я думаю, мы договоримся. Почему нет? В марте прошлого года я ему написал письмо с предложением поучаствовать в моих проектах или же рассчитаться со мной. Но он не ответил. Потом его люди сказали, что до него это письмо не дошло...
— Не боитесь второй раз наступить на те же грабли?
— Теперь у меня за плечами большой опыт. Это не повторится.
— Вам не кажется, что проще было бы реализовывать подобные проекты по строительству мини-заводов за рубежом?
— Мне это неинтересно. У меня никогда не было, да и до сих пор нет, иностранных компаний. Никогда я не проводил через них какие-то операции. Проектами в Лениногорске, Коврове и Рязани формально владеет английская компания, но это сделано для того, чтобы можно было в случае чего судиться в Англии, а не в России. Я не чувствую себя комфортно за рубежом. Так, на экскурсию съездить можно...
— А в России, где на вас заведено несколько уголовных дел, вам комфортнее?
— Вопрос не в этом. Я же не чувствую за собой вины. Если бы я чувствовал за собой вину, мне было бы некомфортно. Мне некомфортно не от того, что на меня заведены уголовные дела, а от того, что система такова, какова она есть. Я же всю жизнь работал на Урале на региональном уровне. И там были какие-то проблемы, иногда местная власть играла в чью-то пользу. Но не так подло.
Однажды был такой случай в 1998 или 1999 году. Мы хотели купить челябинский «Втормет», хотя предполагали, что нас будут гонять. В Челябинске сняли два офиса для того, чтобы скупать у акционеров этого предприятия бумаги. К нам пришли из налоговой и попросили проехать с ними. А в это время структуры Магнитки тоже скупали акции. Продержали нас около трех часов, а тем временем конкурирующая сторона купила контрольный пакет. И все нормально. Такие случаи были, но дальше они не развивались.
Тогда никто на Урале не верил, что мы в состоянии построить два завода. Даже если нам и подписывали разрешение, то примерно так: «Ну, подпишем. А чего они тут ходят? Все равно ничего у них не получится». А у нас получилось. В целом мы были на своей территории. Сейчас все гораздо жестче. Мы уже три года ведем проектирование, оформляем необходимые разрешения, технические условия. А к нам — под видом налоговой проверки — на ковровский завод приходят люди из ФСБ. Уже на начальной стадии интересуются. Они были уверены, что мы где-то что-то неправильно сделали. Но у нас зацепиться не за что.
— А с местными властями какие у вас отношения?
— Они знают ситуацию, поэтому не противодействуют. Но и не способствуют. В принципе нас это устраивает. Я в общем-то никогда не рассчитывал на помощь администрации областной, и уж тем более федеральной, даже когда за ней обращался.
— Что вы имеете в виду?
— В 2007 году нам было нужно пролонгировать кредиты, причем когда заводы были запущены, то есть кредитные риски были минимальны, госбанки — Сбербанк, ВТБ — почему-то отказались это делать. При том что мы ни разу не нарушили условий обслуживания! И тогда я написал письмо Путину и добился встречи с Александром Жуковым (тогда заместитель председателя правительства). Но когда он принял меня в Доме правительства, взял бумагу, которую я написал, поулыбался: «Да, не дают? Не пролонгируют?» И все. Ни ответа, ни привета. Потом меня не раз этим попрекали — раз просил помощи, значит, уже тогда был на грани банкротства...
Но то, что случилось с «Макси-групп» в 2007 году, вскоре произошло со всей страной. А я в тот момент собрал всех банкиров и сказал: «Ребята, мы построили завод. На ваши деньги. Дайте мне месяц, я или найду деньги — реструктурирую задолженность, или же найду инвестора». И 22 ноября мы подписали с Лисиным соглашение о партнерстве и инвестиционную программу развития «Макси-групп» на 3,4 млрд долл., но грянул кризис, и он пошел на попятную...
— И начались бесконечные суды?
— Да. Представьте себе, например, залоговые аукционы «Макси-групп». Сначала продают активы по цене в несколько раз ниже той залоговой стоимости, о которой мы с ним договорились, а потом, спустя полгода, в судах всплывает какое-то дополнительное соглашение о снижении минимальной оценки на торгах, которого нигде не было до того. Спрашивается, менеджеры чьими интересами руководствовались? «Макси-групп» или НЛМК, который в результате и купил эти активы, оставив «Макси-групп» с долгами? Мы подали заявление о том, что это сделано во вред предприятию, и, вероятно, задним числом, но оно было не принято к рассмотрению. Или, например, мы описываем, как Шевелев — директор «Макси-групп» — дает заведомо ложные показания против меня (это уже подтверждено и решениями судов), а органы в принципе никак не реагируют на мои заявления. Генеральная прокуратура, Следственный комитет, МВД… ни одно наше обращение за 2,5 года ни к чему не привело. То есть они тихо сходили на нет. Хотя в каждом из этих обращений описаны факты, доказательства. О чем это говорит? О том, что на всех уровнях есть свои люди.
— На что же вы надеетесь, подавая новые и новые иски в отношении НЛМК?
— На что надеюсь? Я уже сейчас понимаю: рано или поздно время расставит все на свои места. Скажем так, в 37-м году были репрессированные — в 53-м их оправдали. Или, к примеру, история с Ходорковским. В 2004-м к нему было одно отношение. А сейчас многие ему сочувствуют. И завтра, возможно, кто-то решит воспользоваться моим делом в своих интересах. Неважно, государство в лице нового президента или премьера, который решит всех бизнесменов равноудалить от себя, как это было в начале 2000-х, или же конкуренты. Вы же видите, что идет тенденция к объединению активов. И «Металлоинвест» уже заявлял, что не прочь объединиться с ММК, и Evraz — с «Северсталью». А с Лисиным никто не хочет объединяться.
Я знаю, что не делал ничего противозаконного, и этого достаточно. Если бы на меня что-то было серьезное, я уверен, что уже давно был бы суд. Но до этого не доходит.
— Вы пытаетесь отстаивать свои права не только в России. Как считаете, за рубежом у вас больше шансов выиграть?
— Маловероятно. Они не очень охотно хотят этим заниматься — их можно понять, это прерогатива российского правосудия. Международный коммерческий арбитражный суд (МКАС при ТПП), который 15 месяцев рассматривал наше дело, вынес решение в мою пользу. Хотя и на эту инстанцию оказывалось давление. В чем они только не обвиняли арбитров, когда стало ясно, что дело рассматривается в комплексе и по существу. Вплоть до отвода и попыток дискредитации. В конечном итоге арбитры единодушно встали на мою сторону.
— Но тут встряла российская Фемида. Решение МКАС было оспорено НЛМК, а Высший арбитражный суд отказался рассматривать этот спор.
— Да, это так. Причины очевидны. Высший арбитражный суд не хочет рассматривать наше дело, потому что, если он примет решение в нашу пользу, — он создаст прецедент. А так он вроде не понимает, в чем вопрос. А для МКАС важно одно: есть документ, то есть подписанное соглашение, и в нем все прописано. И в общем-то там не надо было ничего выдумывать, если бы был проведен надлежащий аудит на основе соглашения. Представляете, прошло четыре года с момента заключения договора, компанию уже обанкротили, лишили активов, а аудит до сих пор не проведен. НЛМК имитировал проведение расчета — расчет-то сделали, только инструкции выдумали сами — никакого отношения к соглашению тот порядок расчета не имел. МКАС в этом и разбирался: как должны были считать и как считали. А госпожа Шумилина (судья Московского арбитража) хладнокровно, в одно заседание, отменяет это решение, вообще не вдаваясь в суть разбирательства.
НЛМК просто не мог допустить решения в мою пользу. Любой ценой. Причина этого в том, что тогда встанет вопрос, что делать со второй половиной акций «Макси-групп», которая осталась в моей собственности? Предприятие же было дерзко обанкрочено, но есть отчеты за 2007 год, согласно которым каждое в отдельности предприятие было прибыльным. Например, НСММЗ за 2007 год получил чистую прибыль в размере 3,4 млрд руб. И даже в 2008 году, при неумелом хозяйствовании НЛМК, завод тоже был прибыльным. Хотя тогда лом уже стал поступать не с наших предприятий, а с НЛМК и по завышенной цене. Они и таким способом выводили деньги. Подобные действия менеджмента, а также прямой вывод активов на НЛМК и привели к банкротству компании.
— Но в преднамеренном банкротстве сейчас обвиняют вас...
— Да, есть отдельное уголовное дело по банкротству. Причем мы давали показания о том, какие действия НЛМК привели к банкротству. Между НЛМК и мной существует соглашение акционеров. И там прописано, что нужно предпринимать и в каких ситуациях. И оно с их стороны было нарушено практически по всем основным статьям. Причем видно, что умышленно.
— Насколько сильно вам мешают жить уголовные дела?
— Раз в месяц я обязательно хожу на встречу со следователем. Последние полгода это скорее формальность. Сегодня пришло SMS от следователя, могу даже зачитать. «Вам необходимо явиться в следственную часть ГУВД Центрального МВД России для получения решения по ходатайствам, заявленным Машковым. Лупандина, следователь». Машков — это мой адвокат. В принципе ничего страшного, я похожу. Следствие идет уже третий год, а передать дело в суд не могут. Мне намекают: при определенном ресурсе в суде ты будешь осужден. Я это понимаю. Но, как показывает практика с Ходорковским, надо же ведь когда-то все равно отпускать. Плюс подходят дела с Европейским судом...
— Как вы думаете, когда вся эта история с НЛМК закончится?
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы следствие длилось больше четырех лет? Так вот, до четырех лет осталось всего лишь полтора года.
— А вы с Лисиным не встречались с тех пор, как началась эта история?
— Последний раз мы с ним встречались в ноябре прошлого года на очной ставке. И меня удивило, что он начал лгать. «Я, говорит, подписал инвестиционное соглашение, дал тебе кредит сначала 250 млн руб., а потом 400 млн долл., потому что Эдуард Россель (тогда губернатор Свердловской области) попросил». Надо же! Он и этого не знает, и то не помнит. Это говорит о том, что он уже пытается устраниться из этой истории, мол, это не он делал, а менеджмент НЛМК. В смысле не он принимал решения по кредитам или по покупке.
— Не хотели бы заняться политикой?
— Я никогда этим не занимался, и я для себя давно уже решил, что власть и деньги портят человека. Бизнес с точки зрения денег, влияния, власти меня не интересует. На жизнь я уже давно заработал. Может, поэтому мне всегда везет. Даже с акциями Сбербанка. Даже с Лисиным мне повезло. Вы поймите, что если бы я вляпался со своими предприятиями с 2 млрд долл. в кризис, как вляпался совладелец группы «Эстар» Вадим Варшавский или президент ПГ МАИР Виктор Макушин, То есть мне опять повезло, что в 2007 году я нашел партнера. Больше скажу — в 2008 году я был бы рад, если бы у меня их просто бесплатно забрали, чтобы мне банки не предъявляли претензий.
— Получается, что вы Лисину в какой-то степени благодарны?
— Да, я ему благодарен за то, что он заключил со мной сделку. Благодарен даже за то, что он так со мной поступил. В том плане, что я получил опыт. Понял, что такое крупный бизнес, какие здесь нравы. Кроме того, я уверен, что был бы кто иной на его месте, возможно, отказались бы от этой сделки еще в 2008 году, когда наступил кризис. Нашли бы повод. И тогда все было бы продано с молотка. А сегодня заводы, которые я построил, стоят, работают, они конкурентоспособные. Поэтому я считаю, что я в своей жизни, в частности, как бизнесмен состоялся, что-то сделал для страны или народа. Не исключаю, что в будущем, возможно, даже напишу книгу и расскажу свою историю.
РБК Daily
